Из соседней комнаты, где болтали фрейлины и горничные, с трудом вытащили «малышек», которые оказались двумя девочками-подростками.
— Это ваши дочери, сударыня? — поинтересовалась Анжелика.
— Нет, мои сестры. Они невыносимы. Посмотрите на младшую, у нее только и есть хорошего, что цвет лица, так она ухитрилась дать себя покусать мошкам, как их там… комарам… и вот, пожалуйста, вся опухла. И еще она без конца ревет.
— Наверно, тоже горюет по отцу?
— Ничего подобного! Просто ей слишком много твердили, что она выйдет замуж за короля, даже называли «маленькой королевой». А теперь она в обиде, что он женится на другой.
Цирюльник занялся девочками, а в это время с узкой лестницы донесся какой-то шум, и на пороге появился молодой человек. Он был очень маленького роста, со свежим, румяным лицом над пышным кружевным жабо. На манжетах и под коленями у него тоже было несколько кружевных воланов. Несмотря на ранний час, одет он был с большой тщательностью.
— Кузина, — сказал он жеманным голосом, — я слышал, что у вас есть цирюльник, который творит чудеса.
— Ах, Филипп, такие новости до вас доходят быстрее, чем до любой красавицы. Но скажите, по крайней мере, что я хороша.
Молодой человек скривил свои красные толстые губы и, прищурив глаза, оглядел кузину.
— Должен признать, что этот волшебник сумел сделать вас более красивой, чем можно было надеяться, — дерзко сказал он, смягчая свои слова кокетливой улыбкой.
Затем он вышел в прихожую и, перегнувшись через перила лестницы, крикнул:
— Де Гиш, дорогой мой, поднимайтесь. Это действительно здесь.
В статном и красивом молодом брюнете, который вошел в комнату, Анжелика узнала графа де Гиша, старшего сына герцога де Грамона, наместника Беарна. Тот, кого называли Филиппом, схватил графа под руку и нежно прижался к нему.
— О, я счастлив. Теперь уж наверняка мы с вами будем причесаны лучше всех при дворе. Пегилен и маркиз д'Юмьер побелеют от зависти. Я видел, как они в отчаянии метались в поисках своего цирюльника, которого с помощью тугого кошелька переманил Вард. Этим прославленным капитанам королевских телохранителей придется предстать перед королем с колючими, как кожура каштана, подбородками.
Он засмеялся немного визгливым смехом, провел рукой по своему свежевыбритому подбородку, затем ласковым жестом погладил по щеке графа де Гиша, без всякого стеснения прильнув к нему и глядя на него томным взглядом. Де Гиш самодовольно улыбался, принимая эти знаки почитания без всякого смущения.
Анжелика никогда не видела, чтобы так держались двое мужчин, и она испытывала даже какую-то неловкость. Видимо, и хозяйке дома это пришлось не по душе, потому что она вдруг воскликнула:
— Ах, Филипп, пожалуйста, не нежничайте друг с другом здесь. Ваша мать снова обвинит меня в том, что я потакаю вашим нездоровым инстинктам. С того праздника в Лионе, когда, помните, вы, я и мадемуазель де Вильруа переоделись бресскими крестьянками, она замучила меня своими упреками. И не говорите при мне, что юный Пегилен в отчаяньи, не то я пошлю человека, чтобы его отыскали и привели сюда. Ну-ка я взгляну, не видно ли его. Пегилен — самый блестящий юноша из всех, кого я знаю, и я обожаю его.
Шумно и стремительно, как она делала все, дама выбежала на балкон, но тут же попятилась назад, прижимая руку к своей пышной груди.
— Ох, боже мой, это он!
— Пегилен? — поинтересовался юный сеньор.
— Нет, тот дворянин из Тулузы, что наводит на меня такой страх.
Анжелика тоже вышла на балкон и увидела, что по улице в сопровождении Куасси-Ба идет ее муж, граф Жоффрей де Пейрак.
— Да это же Великий лангедокский хромой! — воскликнул Филипп, который, в свою очередь, присоединился к дамам. — Кузина, почему вы боитесь его? У него нежный взгляд, ласковые руки и блестящий ум.
— Вы говорите, как женщина, — с отвращением сказала дама. — Я слышала, все женщины от него без ума.
— Кроме вас.
— Я никогда не была чересчур чувствительной. Я вижу только то, что вижу. А разве вы не находите, что в этом мрачном хромом, да еще когда он рядом со своим черным, словно выскочившим из ада мавром, есть нечто такое, что наводит ужас?
Граф де Гиш в растерянности поглядывал на Анжелику и даже дважды пытался вставить слово, но Анжелика сделала ему знак молчать. Этот разговор очень забавлял ее.
— Нет, поистине вы не умеете видеть мужчин глазами женщины, — проговорил Филипп. — Вы просто не можете забыть, что этот сеньор отказался преклонить колени перед герцогом Орлеанским, вот и вся причина, отчего вы так взъелись на него.
— Но ведь он и впрямь проявил тогда неслыханную дерзость…
В этот момент Жоффрей де Пейрак обратил взгляд к балкону, остановился и, сняв шляпу с перьями, отвесил несколько глубоких поклонов.
— Вот видите, как несправедлива молва, — заметил Филипп. — О нем говорят, что он спесив, и однако… Кто еще может поклониться с такой грацией! А вы что думаете, мой дорогой?
— Совершенно верно, граф де Пейрак де Моран славится своей галантностью,
— поспешно согласился де Гиш, не зная, как прекратить этот бестактный разговор, свидетелем которого он стал. — А вы помните, какой великолепный прием он дал, когда мы были в Тулузе?
— О, даже сам король был несколько уязвлен такой роскошью. Впрочем, его величество проявляет живейший интерес к жене хромоногого. Он хочет знать, так ли она хороша, как гласит молва. Ему кажется непостижимым, что можно любить…
Анжелика тихонько вернулась в комнату и, отведя в сторону Франсуа Бине, ущипнула его за ухо.