Анжелика - Страница 137

137

Постник был самым знаменитым памятником Парижа. Молва утверждала, что в дни мятежей он обретает дар речи, чтобы выразить чувства народа, и что много пасквилей, подписанных Постником, ходят тогда по городу.

Слушайте, люди, Поствика глас, Проповедь он произносит для вас, Тысячу лет без питья и еды Здесь он стоит на виду у толпы.

***

Сюда же, на эту площадь, уже много веков приводили всех осужденных в длинных рубахах смертников, с пятнадцатиливровой свечой в руке, чтобы они покаялись перед богоматерью, прежде чем их сожгут или повесят.

Анжелика представила себе мрачное шествие этих зловещих призраков и содрогнулась.

Сколько их преклонило здесь колена под крики жестокой толпы, и на них бесстрастно смотрели своими незрячими глазами высеченные из камня святые старцы.

Анжелика тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, и подумала, что пора вернуться в дом прокурора, но в этот момент ее остановил какой-то священник.

— Госпожа де Пейрак, разрешите выразить вам свое почтение. Я как раз направлялся к мэтру Фалло, чтобы побеседовать с вами.

— Я в вашем распоряжении, господин аббат, но, простите, я не могу припомнить ваше имя.

— Неужели?

Аббат приподнял свою широкополую шляпу, а вместе с нею седоватый короткий парик, и Анжелика с изумлением узнала адвоката Дегре.

— Это вы? Но к чему такой маскарад?

Молодой человек надел шляпу.

— Потому что вчера потребовался исповедник в Бастилию, — вполголоса сообщил он.

Порывшись в складках своей сутаны, он достал роговую табакерку, сунул в нос понюшку табаку, чихнул, высморкался и наконец спросил Анжелику:

— Ну, что вы скажете? Настоящий священник, не правда ли?

— Конечно. Даже я попалась на вашу удочку. Но… скажите, вам удалось проникнуть в Бастилию?

— Тс-с-с… Идемте к господину Прокурору, там мы сможем спокойно побеседовать.

Анжелика шла, с трудом сдерживая нетерпение. Неужели адвокат наконец-то что-то узнал? Видел ли он Жоффрея?

Дегре степенно шагал рядом с достойным и скромным видом набожного викария.

— Ив вашей профессии часто приходится прибегать к подобному маскараду? — спросила Анжелика.

— В моей профессии — нет. Эти маскарады унижают мою адвокатскую честь. Но ведь жить-то нужно! Когда мне надоедает жизнь хищной птицы, надоедает охотиться за клиентами на ступеньках Дворца правосудия, чтобы добиться права вести процесс, за который я получу три ливра, я предлагаю свои услуги полиции. Конечно, если бы это стало известно моей корпорации, у меня были бы неприятности, но я всегда могу сослаться на то, что веду расследование для своих клиентов.

— Но ведь это довольно рискованно — выдавать себя за духовное лицо. Вы невольно можете совершить святотатство.

— Я не причащаю, а лишь исповедую. Сутана внушает людям доверие. Никто так не наивен с виду, как молодой, только что вышедший из семинарии викарий. И ему можно выложить все. О, я, конечно, понимаю, положение не блестящее. Не то что у вашего зятя Фалло, бывшего моего однокашника по Сорбонне. Вот он далеко пойдет! В то время как я разыгрываю перед девицами молоденького робкого аббата, этот важный магистрат отправляется во Дворец правосудия и там, преклонив колена, все утро слушает защитительную речь мэтра Талона по какому-нибудь делу о наследстве.

— Но почему же на коленях?

— Такова традиция юриспруденции со времен Генриха IV. Прокурор готовит обвинительные материалы. Адвокат оспаривает их. По рангу адвокат считается выше прокурора, и тот обязан выслушивать его, стоя на коленях. Но у адвоката живот подводит от голода, а у прокурора брюхо сытое. Еще бы! Ведь он ухватил хороший куш на всех двенадцати инстанциях судебной процедуры.

— Все это слишком сложно для меня.

— Но вы все же постарайтесь запомнить некоторые подробности. Они могут вам весьма пригодиться, если мы сумеем добиться процесса над вашим мужем.

— Неужели дело дойдет до процесса? — воскликнула Анжелика.

— Нужно, чтобы до этого дошло, — серьезно проговорил адвокат. — Это единственная надежда на его спасение.

В маленьком кабинете мэтра Фалло адвокат снял парик и пригладил ладонью свои жесткие волосы. Его лицо, обычно веселое и оживленное, сейчас казалось озабоченным. Анжелика села у маленького прокурорского стола и принялась машинально вертеть в руках гусиное перо. Она никак не могла набраться смелости и расспросить Дегре. Наконец она не выдержала:

— Вы его видели?

— Кого?

— Моего мужа?

— Нет, что вы! Об этом не может быть и речи, он совершенно изолирован. Де Пейрак не должен ни с кем ни видеться, ни переписываться, за это комендант Бастилии отвечает своей головой.

— Как с ним обращаются?

— Пока хорошо. У него в камере есть даже кровать и два стула, и ему подают обед из кухни коменданта тюрьмы. Мне рассказали также, что он часто поет и кусочками штукатурки исписал математическими формулами все стены своей камеры. И еще он пытается приручить двух огромных пауков.

— О, узнаю Жоффрея, — улыбнулась Анжелика. Но на Глаза ее набежали слезы.

Значит, он жив, он не превратился в слепого и глухого призрака, и стены Бастилии оказались недостаточно непроницаемы, чтобы сквозь них не пробилось эхо его неутомимой жизненной силы.

Она подняла взгляд на Дегре.

— Спасибо, мэтр.

Адвокат с досадой отвел глаза:

— Не надо меня благодарить. Дело необычайно трудное. Должен вам признаться, чтобы добыть эти скудные сведения, я истратил все деньги, что получил от вас.

— Деньги не имеют значения. Скажите, сколько вам Нужно, чтобы продолжить расследование?

137