Анжелика - Страница 143

143

Король во всем своем великолепии проедет мимо этого сурового стража его власти.

Ни один звук не проникнет в темень тюремных камер, где люди томятся, потеряв всякую надежду, долгие годы, иногда всю жизнь.

Ожидание затянулось. Наконец крики нетерпеливой толпы возвестили о начале шествия.

Из темноты свода Сент-Антуанских ворот появились первые шеренги: шли представители четырех нищенствующих орденов — францисканцы, доминиканцы, августинцы и кармелиты. Впереди шествовали монахи с крестами этих орденов и со свечами. Их черные, коричневые и белые сутаны из грубой шерсти словно бросали вызов щедрому солнцу, которое как бы в отместку озаряло целую клумбу розовых черепов.

Затем шло белое духовенство со своими крестами и хоругвями, со священниками в стихарях и квадратных тапочках.

За ними двигались отцы города, которым предшествовали трубачи с поднятыми вверх трубами. Религиозные гимны чередовались с ликующими мелодиями.

За отрядом из трехсот парижских лучников шествовал господин губернатор де Бюрнонвиль в сопровождении своей стражи.

Затем верхом на коне появился купеческий старшина с великолепным эскортом лакеев, одетых в зеленые бархатные ливреи, за ним — городские советники, эшевены, картеньеры и мастера гильдий суконщиков, бакалейщиков, галантерейщиков, меховщиков, виноторговцев в бархатных костюмах самых различных цветов, со своей стражей.

Народ радостно приветствовал представителей торговых корпораций своего города.

Но его энтузиазм охладел, когда мимо пошли командиры ночной стражи, а за ними — надзиратели тюрем, судебные исполнители и два судьи — по гражданским и уголовным делам.

При виде своих постоянных мучителей, угрюмых и злобных, толпа умолкла.

Таким же враждебным молчанием были встречены королевский суд, палата косвенных сборов и счетная палата — символ ненавистных налогов.

Первый президент королевского суда и девять его помощников-президентов были в роскошных широких ярко-красных мантиях, отороченных горностаем, И бархатных черных шапочках с золотым позументом.

Время уже подходило к двум часам дня. В лазурном небе белые облачка, едва успев сформироваться, тут же растворялись в лучах жгучего солнца. Люди изнемогали от жары. Нервы были напряжены до предела. Все, повернув головы, вглядывались вдаль, в сторону предместий.

Кто-то крикнул, что под балдахином на балконе отеля Бове появилась вдовствующая королева. Значит, король и королева приближаются.

Анжелика стояла, обняв за плечи госпожу Скаррон и Атенаис де Тонне-Шарант. Все трое, высунувшись в чердачное окно, старались не упустить ни одной Подробности этого зрелища. Ортанс, молодой Мортемар и его младшая сестра пристроились у другого окна.

Вдали показался кортеж его высокопреосвященства кардинала Мазарини.

Семьдесят два мула в бархатных, расшитых золотом попонах, открывавшие шествие, пажи, приближенные дворяне в пышных одеяниях и сверкающая на солнце карета поистине ювелирной работы, в которой восседал кардинал, наглядно демонстрировали величие его высокопреосвященства.

Он остановился у отеля Бове, где его глубоким поклоном встретила Кривая Като, и поднялся на балкон к вдовствующей королеве и ее золовке, бывшей королеве Англии, вдове казненного Карла I.

Толпа искренне рукоплескала Мазарини. Нет, и сейчас его любили не больше, чем во времена «мазаринад», но он подписал Пиренейский мир, и, кроме того, в глубине души народ был признателен кардиналу за то, что он удержал его от безумия, не дал изгнать своего короля, которого в эти минуты все ждали с таким восторгом и обожанием.

Придворные со своими свитами открывали шествие монарха.

Теперь Анжелика могла назвать многих по имени. Она показала своим новым знакомым маркиза д'Юмьера и маркиза Пегилена де Лозена, которые ехали во главе сотен королевских гвардейцев. Де Лозен держался, как всегда, непринужденно и посылал воздушные поцелуи дамам. Толпа отвечала ему умиленным смехом.

Как их сейчас любили, этих молодых сеньоров, таких храбрых и таких блестящих! И опять же все словно забыли об их мотовстве, об их чванстве, об их кутежах и бесстыдных дебошах в тавернах. В ту минуту все помнили только об их военных подвигах и любовных похождениях.

В толпе громко называли их имена: вот этот, одетый в золотую парчу, самый приятный с виду, — Сент-Эньян, тот, с лицом южанина, что одиноко едет на своем горячем коне, при каждом движении которого переливаются драгоценные камни на его костюме, — де Гиш, а вон этот, с развевающимся трехъярусным плюмажем, напоминающим машущих крыльями каких-то сказочных розовых и белых птиц, — Бриенн.

Анжелика немного отодвинулась от окна и крепко сжала губы, когда увидела тонкое, наглое лицо маркиза де Варда под светлым париком, ехавшего во главе швейцарских королевских гвардейцев, неуклюжих в своих накрахмаленных брыжах.

Вдруг, нарушив мирный ритм шествия, пронзительно затрубили трубы.

Приближался король, сопровождаемый восторженными криками толпы.

Вот он, король!.. Он прекрасен, как небесное светило!

Как он величествен, король Франции! Наконец-то настоящий король! Не какое-нибудь ничтожество, как Карл I или Генрих III, не такой простоватый, как Генрих IV, и не такой суровый, как Людовик XIII.

Король медленно ехал на караковом коне, а в нескольких шагах за ним следовал эскорт — его старший камергер, первый дворянин его величества, старший конюший и капитан его личной гвардии.

Король не захотел воспользоваться вышитым балдахином, который преподнес ему город, он желал, чтобы народ видел его.

143