Анжелика - Страница 191

191

— Благодарю вас, господин Дельма, но я не упаду в обморок. Прошу вас, продолжим, — вмешался в разговор де Пейрак таким властным тоном, что трибунал после некоторого колебания подчинился ему.

— Господин Пейрак, — начал Дельма, — я верю вашей клятве говорить только правду и верю вам, когда вы заявляете, что не имели никаких связей с нечистой силой. Однако слишком многое остается туманным, и это не позволяет правосудию в полной мере оценить вашу искренность. Вот почему я прошу вас ответить на вопросы, которые я вам задам, и поверить, что мною руководит только желание рассеять ужасные подозрения, которые нависли над вами в результате вашей деятельности. Вы утверждаете, что извлекаете золото из пород, которые, по мнению знающих людей, не содержат его. Предположим, это так. Но почему вы занялись таким странным, тяжелым трудом, который столь не соответствует вашему дворянскому званию?

— Прежде всего я хотел разбогатеть благодаря своему труду и той умственной одаренности, которой наградила меня природа. Одни либо выклянчивают себе пенсию, либо живут на подачки богатого соседа, другие прозябают в нищете. Но меня не устраивало ни одно из этих решений, и я постарался, приложив все свои силы и знания, извлечь максимум пользы из принадлежащих мне земель. И мне кажется, я не нарушил здесь заповедей самого господа бога, потому что он сказал: «Не зарывай талант в землю». А это, я полагаю, означает, что человек, наделенный каким-либо даром или талантом, не имеет права размышлять — воспользоваться им или нет, его долг перед богом — поступать так, чтобы талант приносил плоды.

Лицо у магистрата стало каменным.

— Не вам, сударь, говорить нам о долге перед богом. Ну хорошо, оставим это… Скажите, почему вы окружаете себя либо распутниками, либо странными людьми, приезжающими из других государств, и хотя они и не уличены в шпионских действиях против нашего королевства, но, судя по тем сведениям, которые я имею, не являются истинными друзьями ни Франции, ни даже римской церкви.

— Эти странные, с вашей точки зрения, люди, главным образом, ученые из других стран: швейцарцы, итальянцы, германцы, с которыми мы обменивались сведениями о тех или иных экспериментах и исследованиях. Споры о земном и всемирном тяготении — вполне безобидное времяпрепровождение. Что же касается обвинения в распутстве, которое мне предъявляют, то едва ли в моем дворце случалось больше скандальных историй, чем в те времена, когда, по словам знатоков, куртуазная любовь «цивилизовала общество», и уж наверняка их случалось меньше, чем в наши дни каждый вечер случается при дворе и во всех парижских кабаках.

От этих дерзких слов судьи нахмурились. Но Жоффрей де Пейрак, подняв руку, воскликнул:

— Господа магистраты и все судейские чиновники, сидящие в этом зале, у меня нет ни тени сомнения в том, что вы благодаря чистоте своих нравов и своей целомудренной жизни являете собой один из самых здоровых элементов общества. Не гневайтесь на мои слова, они относятся к совсем иному сословию, и вы сами, бесспорно, не раз шептали их про себя.

Эта хитрая уловка обезоружила судей и клерков, которые в душе были польщены тем, что публично было воздано должное их примерной и тусклой жизни.

Дельма покашлял и для вида полистал досье.

— Говорят, вы знаете восемь языков?

— Итальянский ученый Пико дела Мирандола, живший в прошлом веке, владел восемнадцатью языками, и никто тогда не обвинял его в том, будто сам сатана взял на себя труд обучить его.

— И наконец, признано, что вы околдовываете женщин. Мне бы не хотелось бессмысленно оскорблять человека, и без того уже обиженного несчастьем, но, глядя на вас, трудно поверить, что вы своей внешностью настолько привлекали к себе женщин, что они ради вас убивали себя, теряли голову при одном вашем виде.

— Не надо преувеличивать, — скромно ответил граф и улыбнулся. — Дали себя околдовать, как вы называете это, только те, кто сам этого очень хотел. Ну а что касается экзальтированных девиц, то ведь они встречались в жизнь каждому из нас. Монастырь, а еще лучше — больница — вот самое подходящее для них место, и нельзя судить обо всех женщинах, основываясь на примере нескольких безумцев.

Дельма принял еще более официальный вид.

— Общеизвестно и подтверждено многочисленными показаниями, что в вашем тулузском Отеле Веселой Науки, начинании нечестивом уже по самой своей сути, ибо бог сказал: «Будешь любить, чтобы зачать», вы во всеуслышание прославляли плотское наслаждение.

— Но господь бог никогда не говорил: «Зачинать будешь, подобно собаке», — и я не вижу ничего дьявольского в обучении искусству любви.

— Ваше колдовство — вот что от дьявола!

— Если бы я обладал колдовской силой, я бы не находился сейчас здесь.

Судья Бурье в бешенстве вскочил:

— В вашем Отеле Веселой Науки вы проповедовали неуважение к законам церкви, вы утверждали, что брак — помеха истинной любви и быть набожным — вовсе не достоинство.

— Действительно, я мог сказать, что показная набожность не достоинство, если при этом человек — жадный и бессердечный, истинное же достоинство, которое ценят женщины, — это веселый нрав, умение слагать стихи, быть щедрым и искусным любовником. И если я говорил, что брак — помеха любви, то я имел в виду не сам институт брака, благословленный богом, а то, что в наши дни брак стал настоящей куплей и продажей, позорной сделкой, заключая которую, родители препираются из-за земель и приданого и часто силой, угрозами соединяют между собой молодых людей, которые дотоле никогда даже не видели друг друга. Вот так разрушается священный принцип брака, потому что супруги, скованные его цепями, не могут иначе освободиться от них, кроме как с помощью греха.

191