Постепенно он все более и более снижал значение этого судебного разбирательства, низводя его до уровня провинциальных пересудов, и утверждал, что пройдет некоторое время, и люди будут только удивляться, что подняли столько шума из ничего.
— Он нравится женщинам, — тихо проговорил Дегре, — а мы, представители сильного пола, удивляемся, почему при своей далеко не привлекательной внешности он вызывает у южанок столь пылкие чувства. О господа, не будем брать на себя слишком много! Ведь с тех пор, как существует мир, разве кто-нибудь сумел разобраться в сердце женщины и понять, что порождает в ней страсть? Так давайте же с уважением остановимся на пороге этой тайны! Иначе нам придется сжечь всех женщин!..
Раздались смех и аплодисменты, но Бурье, вскочив, прервал их.
— Хватит ломать комедию! — крикнул он, меняясь в лице. — Вы издеваетесь над судом и над церковью. Уж не забыли ли вы, что обвинение в колдовстве первоначально исходило от архиепископа? Уж не забыли ли вы, что главный свидетель обвинения — монах, и что подсудимый был подвергнут процедуре «изгнания беса» по всем правилам и процедура эта доказала, что он — приспешник сатаны?
— Я ничего не забыл, господин Бурье, — серьезно ответил Дегре, — я и сейчас отвечу вам. Да, верно, впервые обвинение в колдовстве было выдвинуто против графа де Пейрака архиепископом Тулузским, с которым у него было давнее соперничество. Сожалеет ли сейчас достопочтенный прелат об этом несдержанном поступке, который он совершил в минуту озлобления? Хочу верить, что да, тем более что у меня в досье имеется обращение его преосвященства мессира де Фонтенака, в котором он требует, чтобы дело Графа де Пейрака разбирал церковный суд, и заявляет, что любой приговор, вынесенный светским судом, не найдет у него поддержки. Он решительно отмежевывается также — у меня есть его письмо, господа, и я могу зачитать его вам — от всех показаний того, кого вы называете здесь главным свидетелем обвинения, — от показаний монаха Конана Беше. Я напоминаю вам, что этот монах, исступленное поведение которого вызывает по меньшей мере подозрение у любого здравомыслящего человека, несет ответственность за результаты той единственной процедуры «изгнания беса», на которую, судя по всему, опирается обвинение. Эта процедура была произведена в Бастилии четвертого декабря прошлого года в присутствии святых отцов Фрела и Жонатана, которые находятся здесь. Я не оспариваю подлинности акта о процедуре «изгнания беса», он действительно был составлен этим монахом и его помощниками, о личности которых я не берусь судить, не зная, поступили ли они так по легковерию, по невежеству, или же они — сообщники Беше. Но я оспариваю законность проведения процедуры! — воскликнул Дегре громовым голосом. — Я не буду входить в детали этой нелепой и зловещей процедуры, но по крайней мере два пункта я отмечу: первое — монахиня, которая тогда симулировала приступ одержимости в присутствии подсудимого, и есть Кармен де Мерекур, которая только что продемонстрировала нам свой талант комедиантки и которая, выходя из зала — это может подтвердить один из служащих канцелярии суда — выплюнула кусок мыла, с помощью которого у нее изо рта появилась пена, словно у эпилептика; это любимый прием нищих, притворяющихся припадочными, чтобы вызывать жалость прохожих. И второе — я возвращаюсь к поддельному штифту, к этой адской игле, которую вы отказались зарегистрировать как свидетельство защиты, основываясь на том, что доказательства недостаточно вески. А если, господа, это все же правда, если безумец и садист подверг человека такой пытке с целью ввести вас в заблуждение и обременить вашу совесть смертью невиновного?.. У меня имеется заявление врача Бастилии, сделанное через несколько дней после страшной процедуры…
Дегре срывающимся голосом прочитал заключение некоего Малентона, врача при Бастилии, в котором говорилось, что, будучи вызван в камеру заключенного, имени которого он не знает, но помнит, что лицо его было обезображено большими шрамами, он обнаружил на теле больного множество воспалившихся ранок, которые явились, судя по всему, следствием глубоких уколов булавкой.
И в полной тишине, наступившей после прочтения этого документа, адвокат медленно, чеканя каждое слово, сказал:
— А теперь, господа, наступило время выслушать великий голос, чьим недостойным рупором я являюсь, тот голос, что всегда оставался в стороне от всей человеческой низости и, неся свою правду верующим, всегда старался сохранить благоразумие. Наступило время мне, смиренному клерку, предоставить слово церкви. Вот что она говорит вам.
Дегре развернул большой лист бумаги и стал читать.
— «В ночь на 25 декабря сего 1660 года в тюрьме парижского Дворца правосудия была совершена процедура изгнания беса над господином Жоффреем де Пейраком де Моран, обвиненным в сговоре и сношениях с сатаной. Ввиду того что, согласно канонам римской церкви, истинно одержимые демоном должны обладать тремя сверхъестественными дарами: первое — знание языков, которых они не учили, второе — даром знать и угадывать все тайное, третье — сверхъестественной силой тела, мы, единственный законный уполномоченный церковным римским судом на всю Парижскую епархию Великий заклинатель, а также мои помощники — два священнослужителя нашей святой конгрегации, в ночь на 25 декабря 1660 года подвергли заключенного Жоффрея де Пейрака допросу и процедуре в строгом соответствии с римским требником, на основании которых мы пришли к следующим выводам: что обвиняемый знает только те языки, которые изучал, и совершенно не понимает, в частности, ни древнееврейского, ни халдейского, которые знают двое из нас; что, этот человек оказался весьма ученым, но отнюдь не прорицателем; что он не проявил никакой сверхъестественной силы тела, но зато нами были обнаружены у него глубокие гнойные ранки, следствие уколов, и старые увечья. Мы заявляем, что подвергшийся испытанию Жоффрей де Пейрак отнюдь не является бесноватым…» Далее следуют подписи преподобного отца Кирше, члена иезуитского ордена. Великого заклинателя Парижской епархии, а также преподобных отцов Марсана и Монтенья, которые присутствовали при процедуре.