Анжелика - Страница 42

— Ну что ж… — еле заметно пожав плечами, сказал принц.

Он взял в руки листок и начал читать вслух:

«Я, нижеподписавшийся, Людовик II, принц Конде, заверяю мессира Фуке, что всегда буду верен только ему и никому другому, буду подчиняться только ему и никому другому, не делая ни для кого исключения, и обязуюсь предоставлять в его распоряжение мои города, укрепления и все прочее по первому его требованию.

Залогом чему служит это письмо, которое написано и подписано собственноручно мной, по моей собственной воле, даже без каких-либо пожеланий с его стороны, ибо он с доверием отнесся к моему слову, которое я ему дал.

Писано в Плесси-Бельер, 20 сентября 1649 года».

— Подпишите, ваше высочество, — сказал отец Экзили, и из-под капюшона блеснули его глаза.

Конде поспешно, словно торопясь покончить с неприятным делом, схватил с секретера гусиное перо, отточил его и поставил свою подпись под письмом. Монах тем временем зажег светильник из позолоченного серебра. Принц растопил на огне красный воск и запечатал послание.

— Все остальные письма составлены по тому же образцу и подписаны, — заключил он. — Думаю, ваш господин будет удовлетворен и докажет нам это на деле.

— Можете не сомневаться, ваше высочество. Однако я не могу покинуть замок прежде, чем получу в собственные руки остальные письма, на которые вы мне подали надежду.

— Ручаюсь вам, они будут у меня до полудня завтрашнего дня.

— В таком случае до тех пор я остаюсь под этой кровлей.

— Наш друг маркиза дю Плесси распорядится, чтобы вас устроили на ночь, синьор. Я просил предупредить ее о вашем прибытии.

— Но пока, я думаю, было бы благоразумнее запереть письма в ларец с секретом, который я вам вручил. Замочек хорошо скрыт, и для них нет более надежного убежища от нескромных глаз.

— Вы правы, синьор Экзили. Чем больше я слушаю вас тем больше убеждаюсь, что заговоры — своего рода искусство, требующее опыта и практики. А я всего-навсего воин и не скрываю этого.

— Прославленный воин! — воскликнул итальянец, отвешивая поклон.

— Вы мне льстите, отец мой. Но признаюсь, я был бы не прочь, чтобы монсеньор Мазарини и ее величество королева разделяли ваше мнение. Но как бы то ни было, мне думается, что военная тактика, пусть она грубее и поле ее действия обширнее, все же чем-то напоминает эти изощренные приемы интриги. И там и тут важно разгадать замыслы противника.

— Ваше высочество говорит так, словно его учителем был сам Макиавелли.

— Вы мне льстите, — повторил принц. Однако лицо его просветлело.

Экзили приподнял в ларце шелковую подушечку и показал принцу, как подсунуть под нее компрометирующие письма. Затем ларец был убран в секретер.

Как только итальянец ушел, принц Конде достал ларец и с любопытством ребенка снова раскрыл его.

— Покажи, — шепотом попросила лежавшая на кровати женщина и протянула руку.

Она ни разу не вмешалась в разговор и, казалось, целиком была поглощена тем, что одно за другим нанизывала на пальцы свои кольца. Но, судя по всему, она не пропустила ни единого слова.

Принц подошел к кровати, и они вдвоем стали разглядывать пузырек с изумрудной жидкостью.

— Ты думаешь, этот яд на самом деле такой страшный, как он сказал? — прошептала герцогиня.

— Фуке утверждает, что нет на свете более искусного аптекаря, чем этот флорентиец. Все равно без Фуке нам не обойтись. Ведь это по его почину парижский парламент снесся в апреле с испанцами. Испанское вмешательство, хотя оно никому не по душе, помогло, однако, Фуке связаться с его католическим величеством. Я не смогу содержать свою армию без его помощи.

Дама откинулась на подушки.

— Итак, кардинала Мазарини уже можно считать мертвым, — медленно проговорила она.

— Пожалуй, да, ведь сейчас я держу в руках его смерть.

— А ведь говорят, будто королева-мать иногда обедает вместе с тем, кого она так обожает?

— Говорят, — помолчав, согласился принц Конде. — Но нет, ваш план не годится, душенька. Мне пришел в голову другой ход, более ловкий и более верный. Кем станет королева-мать, лишившись своих сыновей?.. Испанке не останется ничего другого, кроме как удалиться в монастырь и там оплакивать своих детей.

— Отравить короля? — вздрогнув, спросила графиня.

Принц весело заржал и, подойдя к секретеру, спрятал в него ларец.

— Вот они, женщины! — воскликнул он. — Подумаешь, король! Красивый мальчик, полный юношеского смятения, который, кстати, в последнее время, встречаясь с вами при дворе, смотрит на вас по-собачьи, преданными глазами. Вот кто король для вас. А для нас он — опасное препятствие, стоящее на пути к выполнению всех наших планов. Что же касается младшего брата короля, этого испорченного юнца, которому уже сейчас доставляет удовольствие переодеваться девчонкой и липнуть к мужчинам, то его еще труднее представить себе на троне, чем вашего августейшего девственника… Нет, поверьте мне, в лице принца Орлеанского, который столь же безнравствен, сколь его брат Людовик XIII был добродетелен, мы получим именно такого короля, какой нам нужен. Он богат и бесхарактерен. Что нам еще надо? Душенька, — продолжал Конде, заперев секретер и сунув ключик от него в карман халата, — мне кажется, нам пора выйти к гостям. Скоро подадут ужин. Хотите, я прикажу позвать Манону, вашу горничную?

— Я была бы вам очень благодарна, мой дорогой.

Все тело Анжелики затекло от неудобной позы, и она отступила по карнизу немного назад. У нее мелькнула мысль, что отец, пожалуй, ищет ее, но она не решалась покинуть свой насест. В спальне при помощи слуг принц и его любовница облачались в свои пышные наряды. Слышен был лишь шелест шелка да время от времени проклятия его высочества — принц Конде не отличался терпеливостью.