Анжелика приложила свои ладони к крепкой груди Никола. И вдруг, прижавшись к нему, затряслась от беззвучных рыданий.
— Никола, ты мой друг, — стонала она, — скажи мне, что все это не правда. Они не увезут меня, они не отдадут меня ему. Я боюсь, Никола. Обними меня, обними крепче!
— Госпожа графиня…
— Замолчи! — крикнула она. — Хоть ты-то не будь злым!
И хриплым, срывающимся голосом, которого сама не узнала, добавила:
— Обними меня! Обними меня крепче! Больше мне ничего не надо!
Никола с минуту стоял в нерешительности, потом своими загрубевшими руками обнял ее за тонкую талию.
В сарае было темно. От большой кучи соломы тянуло теплом, в воздухе, казалось, застыло что-то тревожное, словно перед грозой. Анжелика, обезумевшая, опьяневшая от всех этих запахов, прижалась лбом к плечу Никола. И снова она почувствовала, как ее захватывает его неудержимая страсть, но на этот раз не стала ей противиться.
— Да, ты хороший, — задыхаясь, говорила она. — Ты мой друг. Я хочу, чтобы ты любил меня… Один только раз. Я хочу, чтобы один только раз меня любил молодой и красивый мужчина. Ты понимаешь?
Она обхватила руками могучую шею Никола и заставила его склонить к ней свое лицо. Он выпил, и от него жгуче пахло вином. Он вздохнул:
— Маркиза ангелов…
— Люби меня, — прошептала она, прильнув губами к его губам. — Один только раз. Потом я уеду… Ты не хочешь? Ты больше не любишь меня?
Он что-то глухо пробормотал, схватил ее на руки и споткнувшись в темноте, упал вместе с нею на кучу соломы.
Сознание Анжелики было до странности ясное, и в то же время она словно разом отрешилась от всех условностей. Она очутилась в каком-то ином мире, поднялась над тем, что до сих пор составляло ее жизнь. Оглушенная темнотой сарая, спертым и жарким воздухом, неведомыми ей доселе ласками Никола, грубыми и вместе с тем искусными, она пыталась побороть свою стыдливость, которая помимо ее воли взбунтовалась в ней. Она хотела лишь одного: чтобы это произошло, и как можно скорее, чтобы никто не застиг их здесь. Сжав губы, она твердила себе, что по крайней мере тот, другой, уже не будет первым. Это ее месть, ее вызов золоту, за которое, они думают, можно купить все.
Она покорно подчинялась мужчине, дыхание которого становилось все учащеннее, она полностью отдалась в его власть и чувствовала, как все тяжелее становится его тело.
Внезапно сарай прорезал сноп света от фонаря, и в дверях раздался душераздирающий женский крик. Одним прыжком Никола отскочил в сторону. Анжелика увидела, как на него надвигается чья-то плотная фигура. Она узнала старого Гийома и, бросившись наперерез, изо всех сил вцепилась в него. Но Никола уже проворно вскарабкался на балки перекрытия и открыл оконце. Было слышно, как он спрыгнул во двор и побежал.
Стоявшая на пороге женщина продолжала вопить. Анжелика узнала в ней тетушку Жанну. В одной руке она держала графин, другую прижимала к своей лихорадочно вздымавшейся пышной груди.
Анжелика выпустила Гийома, подбежала к тетке и, словно кошка, вонзила ногти ей в руку.
— Да замолчите наконец, старая дура… Вы что, хотите скандала, хотите, чтобы маркиз д'Андижос уехал и увез с собой все подарки и обещания? У вас больше не будет ни пиренейских гранатов, ни сластей. Замолчите или я кулаком заткну вашу старую беззубую пасть…
Привлеченные шумом, из соседних сараев сбежались крестьяне и слуги. Анжелика увидела кормилицу, потом и отца, который, несмотря на то, что много выпил и не очень твердо держался на ногах, как хороший хозяин продолжал следить, чтобы ничто не нарушило праздника.
— Что это вы кричите, Жанна, словно вас щекочет сам дьявол?
— Щекочет, — задохнулась от возмущения старая дева. — Ах, Арман, я умираю.
— Но отчего, дорогая?
— Я пришла сюда, чтобы налить немножко вина. И в этом сарае увидела… я увидела…
— Тетя Жанна увидела какую-то тварь, — прервала ее Анжелика, — не то змею, не то куницу, она не разглядела. Право, тетя, вы зря так взволновались. Лучше вернитесь к столу, а вина вам принесут.
— Верно, верно, — заплетающимся языком поддакнул барон. — В кои-то веки, Жанна, вы захотели быть полезной и переполошили столько народу.
«Вовсе она не собиралась быть полезной, — думала Анжелика. — Она следила за мной. И выследила! С тех самых пор, как она живет в замке и сидит над своим вышиванием, как паук в паутине, она всех нас знает лучше, чем мы сами, она видит нас насквозь, читает наши мысли. Она пошла вслед за мной. И попросила старого Гийома посветить ей».
Ее ногти продолжали впиваться в дряблую руку толстой тетки.
— Вы меня поняли? — шепотом спросила она. — Если до моего отъезда вы скажете кому-нибудь хоть одно слово, клянусь, я отравлю вас. Я знаю такие травы.
Тетушка Жанна, закатив глаза, покудахтала еще немного. Но, пожалуй, больше, чем угроза, на нее подействовало упоминание о гранатовом ожерелье. Поджав губы, она молча последовала за своим братом бароном.
Чья-то рука грубо удержала Анжелику. Гийом резким движением стряхнул соломинки, которые застряли в ее волосах и на платье. Она подняла на него взгляд, пытаясь по выражению его бородатого лица угадать мысли старого солдата.
— Гийом, — прошептала она, — я хотела бы, чтобы ты понял…
— Мне нет нужды понимать, сударыня, — с оскорбительным высокомерием ответил он по-немецки. — Мне достаточно того, что я увидел.
Он погрозил кулаком в темноту и выругался, Анжелика вскинула голову и пошла к гостям. Сев за стол, она поискала глазами маркиза д'Андижоса. Свалившись со своего табурета, маркиз сладко спал на полу. Стол напоминал поднос с церковными свечами, когда они догорают и оплывают. Одни приглашенные ушли, другие уснули тут же, в гостиной. Но на лугу еще продолжались танцы.