— Ох уж эта королевская доброта! Королевская доброта!.. — ожесточенно выкрикнула Анжелика.
Еще немного, и она потеряет контроль над собой… Тогда ей конец!
Анжелика закрыла лицо руками, стараясь успокоиться.
Она слышала, как Филипп Орлеанский говорил голосом невинного юноши:
— И вдруг у нее начался поистине дьявольский припадок. В нее вселился бес. Король немедленно вызвал настоятеля монастыря августинцев, чтобы молитвами успокоить ее. Но она ухитрилась удрать. Чтобы избежать скандала, его величество не отдал приказа страже схватить ее, а поручил мне отыскать безумную и задержать до прихода монахов. Я в отчаянии, Генриетта, что она испортила вам вечер. Мне думается, самое благоразумное для всех вас будет продолжить игру в соседней гостиной, а я пока побуду с ней здесь, как велел мне брат…
Словно сквозь туман, Анжелика видела, как редела толпа теснившихся вокруг нее дам и придворных кавалеров.
Встревоженные, боясь не угодить брату короля, они спешили удалиться.
Анжелика протянула руки и, собрав последние силы, попыталась ухватить пальцами подол платья принцессы.
— Сударыня, — проговорила она беззвучным голосом, — вы не бросите меня на погибель?
Принцесса заколебалась и с тревогой взглянула на своего кузена.
— О Генриетта, неужели вы сомневаетесь во мне? — трагическим тоном спросил он. — Разве мы не поклялись доверять друг другу, разве нас не соединят скоро священные узы?
Белокурая Генриетта опустила голову.
— Доверьтесь его высочеству, дорогая, я убеждена, вам хотят лишь добра, — сказала она Анжелике и торопливо вышла из гостиной.
Анжелика была словно в бреду и от страха не могла вымолвить ни слова. Все еще стоя на ковре, преклонив колени, она повернулась к двери, за которой так быстро исчезли придворные. Она увидела бледных как смерть Бернара д'Андижоса и Пегилена де Лозена — они не решались выйти из комнаты.
— А вы, мессиры, что же? — пронзительным голосом крикнул им Филипп Орлеанский. — Мой приказ в равной степени относится и к вам. Может быть, мне доложить королю, что вздор сумасшедшей внушает вам больше доверия, чем слова его родного брата?
Понурив головы, д'Андижос и Пегилен неохотно вышли из гостиной.
Это последнее предательство вдруг пробудило в Анжелике боевой дух.
— Трусы! Трусы! О, какие трусы! — крикнула она и, рывком вскочив на ноги, спряталась за спинку кресла.
Ей чудом удалось увернуться от шпаги шевалье де Лоррена, но вторым ударом он полоснул ее по плечу, и у нее хлынула кровь.
— Андижос! Пегилен! Ко мне, гасконцы! — в неистовстве прокричала она. — Спасите меня от северян!
Дверь, ведущая в соседнюю гостиную, резко распахнулась. С обнаженными шпагами ворвались Пегилен де Лозен и маркиз д'Андижос. Они, прислушиваясь, стояли за приоткрытой створкой двери, и теперь у них уже не было сомнений в чудовищных намерениях брата короля и его фаворита.
Одним ударом маркиз д'Андижос вышиб шпагу из рук Филиппа Орлеанского, поранив ему кисть.
Де Лозен скрестил свою шпагу с шевалье де Лорреном. Д'Андижос схватил Анжелику за руку.
— Бежим скорее!
Он увлек ее в галерею, где они сразу же натолкнулись на Клемана Тоннеля, но тот не успел даже вытащить пистолет, который прятал под плащом. Резким ударом д'Андижос проткнул ему горло шпагой. Клеман Тоннель рухнул, истекая кровью.
Маркиз и Анжелика бросились бежать как безумные.
За их спиной Филипп Орлеанский писклявым голосом призывал швейцарцев:
— Стража! Стража! Держите их! И вскоре они услышали топот бегущих вслед за ними людей, звон алебард.
— К главной галерее… — бросил д'Андижос. — В Тюильри… Там конюшни, лошади!.. И тогда — из города… Тогда спасены…
Несмотря на свою грузность, гасконец бежал с проворством, которого Анжелика даже не подозревала в нем. А сама она уже изнемогала. У нее ужасно болела нога, горело раненое плечо.
— Я сейчас упаду, — задыхаясь, проговорила она. — Я сейчас упаду!
И в этот момент они увидели одну из тех широких лестниц, что вели во дворики.
— Бегите вниз, — бросил д'Андижос, — и спрячьтесь там хорошенько. А я завлеку их как можно дальше.
Анжелика сбежала по лестнице, почти не касаясь каменных ступеней. Внезапно пламя жаровни заставило ее отпрянуть. И тут она рухнула на землю.
Арлекин, Коломбина и Пьерро подхватили ее, отнесли в свое убежище, как могли укрыли. Перед глазами Анжелики долго мелькали большие зеленые и красные ромбы их костюмов, потом она погрузилась в глубокий обморок.
Анжелика открыла глаза — вокруг все было залито нежно-зеленым светом. Она снова в Монтелу, на берегу реки, в тени деревьев, сквозь листву которых, окрашиваясь в зеленый цвет, проникали солнечные лучи. Она слышала голос своего брата Гонтрана. Он говорил ей:
— Никогда мне не получить такую зеленую краску, как листва и трава. Правда, если смешать каламин с персидским кобальтом, то можно добиться похожего цвета, но все равно тон получится слишком густой, в нем не будет той сияющей, изумрудной прозрачности освещенной солнцем листвы над рекой…
Голос Гонтрана звучал громко и хрипло, не так, как раньше, но угрюмые нотки остались прежними — они всегда появлялись, когда он говорил о своих красках или картинах.
Сколько раз он шептал, с ожесточением глядя в глаза сестры: «Никогда мне не получить такую зеленую краску, как листва и трава».
Острая боль под ложечкой заставила Анжелику вздрогнуть. И она сразу же вспомнила, что с ней произошло что-то ужасное.
«Боже мой, — подумала она, — мой ребеночек умер».